Британский урбанист, автор книги «Креативный город» (The Creative City: A toolkit for urban innovators) Чарльз Лэндри несколько раз бывал в Петербурге в середине «нулевых» и уже тогда говорил в интервью: «У Петербурга должна быть картина того, каким он хочет стать, негласное соглашение между сообществами, властями и бизнесом. На словах это кажется простым, но на деле — очень сложно». Тогда Лэндри продолжал разрабатывать свою главную тему: как процветание современных городов напрямую зависит от того, насколько они привлекательны для талантливых людей. Сейчас урбанист увлечен новой проблемой, которая близка и сегодняшнему Петербургу — как мегаполисы находят свою идентичность в условиях глобализации. Мы поговорили с Лэндри о Петербурге.
В своих выступлениях вы периодически упоминаете Петербург и даже приводите его в качестве примера, рассказывая о разных урбанистических трендах в развивающихся экономиках. Насколько внимательно вы следите за тем, что происходит в городе? Есть ли у вас вообще такая возможность?
Я давно не был в Петербурге — больше 10 лет. Это, конечно, проблема для исследователя: часто важно на многое посмотреть своими глазами, поговорить с людьми, погрузиться в местное экспертное сообщество. С другой стороны, доступ к информации за последние 10-15 лет сильно изменился. Для того, чтобы понимать и видеть тренды, не обязательно быть на местности. У меня есть контакты в Петербурге, личные и рабочие, есть доступ к медиа, научной информации, книгам. Есть проблема с доступом к адекватной экономической статистике, но я и стараюсь не делать безответственных долгосрочных прогнозов.
Петербург и Москва, сейчас интересуют меня, как примеры мегаполисов, которые переживают редкую стадию: они развиваются по глобальным моделям, но в ситуации закрытой экономики и оборванных внешних связей.
Петербург и Москву вы обычно относите к категории городов, которые «безуспешно ищут себя». Так было и 10 лет назад и сейчас. Выходит, динамики вы не видите?
Я бы сказал, что динамика не очень заметна, но и мир меняется слишком быстро – города не поспевают за этими изменениями, а для спокойного развития нужна хоть какая-то стабильность. Но я бы не стал здесь всё сводить только к этим примерам. Такие стадии поиска себя проходят и другие мегаполисы — и причины здесь не всегда зависят от геополитических обстоятельств.
Это вряд ли коснется глобальных городов-брендов, вроде Рима, Парижа, Лондона или Барселоны, идентичность которых стала универсальной, размыть ее уже невозможно — она легко копируется на уровне паттернов, образов: вот пицца, вот Эйфелева башня, вот паб. Я не упрощаю: это города-вселенные, их жизнь, конечно, не укладывается в какие-то простые шаблоны, но они уже нашли себя и вряд ли выйдут за привычные всему миру рамки. Но города следующей очереди — например, Мюнхен или Гамбург, Монреаль или Сан-Франциско, Марсель или Петербург — будут переживать или уже переживают внутренний кризис, связанный с потребностью быть глобальными и регулярно замыкаться в себе одновременно.
Петербург интересуют меня, как пример мегаполиса, который переживает редкую стадию: он развивается по глобальным моделям, но в ситуации закрытой экономики и оборванных внешних связей.
Это то, что вы называете урбанистической глокализацией. Насколько этот процесс сейчас влияет на развитие городов?
Это корректный термин, который, правда, часто используется в режиме wishful thinking: говоря про глокализацию, многие выдают желаемое за действительное. Предполагается, что глобализации не размывает локальные отличия, а наоборот их сохраняет и усиливает.
В случае с городами, если упрощать, это работает следующим образом: мы знаем что это (что угодно: практика платных парковок, урбанизация промышленных территорий, развитие рынков, городская навигация или программа установки красивых скамеек в парках) работает так, а не иначе (есть мировая практика, есть модели, знания, реальные кейсы), но мы не можем сделать это так, потому что у нас нет денег, слишком холмистая местность, центр распределен вдоль реки, традиционно очень много университетов, в парках много преступности, слишком старое население, мало солнца, очень холодная зима и так до бесконечности. В результате мы возьмем глобальные практики, но с учетом наших естественных особенностей переделаем их в некоторых случаях до неузнаваемости. По-другому никак.
Глокализация в городах — это когда глобализация не стимулирует идентичность, а приспосабливается под нее и при хорошем городском менеджменте ей помогает.
Мало солнца и серая холодная зима — вы упомянули очень петербургскую картину.
Это можно сказать и про любой другой северный город. Но давайте поговорим про Петербург. Скажем, есть всеми любимые парки новой волны с понятными параметрами: это общественные пространства с развитой инфраструктурой (от спортивной до ресторанов), с интересным ландшафтным дизайном, архитектурой и так далее. Я плохо знаю вашу городскую повестку, но уверен, что Петербург в душе мечтает о таком парке. Насколько я знаю, что-то похожее, вдохновленное московским «Зарядьем», даже было в городских планах. Такой парк — чистый пример глобального урбанистического паттерна, очень хорошего, гуманистического, радующего душу и сердце.
Я не могу, к сожалению, судить все ли хорошо с московским «Зарядьем», но еще десять лет назад, когда был в Петербурге, задавался вопросом: вы хотите такой парк, ок, но что вы будете делать с ним зимой, да еще и на обдуваемой всеми ветрами набережной? Петербург не первый, кто сталкивается с этой проблемой. Задача адаптировать большие открытые общественные пространства к зимнему климату — вечная и до конца не решенная. И глобальный вклад Петербурга в мировую урбанистическую повестку мог бы быть как раз в том, чтобы предложить новые формы общественных зимних пространств, потому что летние как раз за него уже давно придумали. Это задача архитектуры и технологий: глобальный паттерн получит локальную модернизацию, а в случае успеха станет глобальным уже в новом, адаптированном виде.
При этом нет сомнений, что уже есть какие-то традиции. В парках пьют глинтвейн, катаются на санках и на коньках. Но, согласитесь, публичный зимний каток — совсем не инновационный формат, а очень традиционный. Учитывая длинную зиму, таких форматов, приспособленных к городу, должно быть больше. Урбанистика все-таки старается смотреть в будущее, нужны прорывы и новые идеи.
Click here to preview your posts with PRO themes ››
Опыт туристических городов в последнее время показывает, что вопрос – кто мы: город для жителей или город для мира? — встанет неизбежно и очень остро. Лучше на него ответить заранее.
Давайте поговорим о проблеме шире. Город, который не может найти себя, – что это в вашем понимании? Чего не нашел в себе Петербург?
Я думаю, что Петербург давно переживает серьезный кризис идентичности. Но я бы при этом назвал этот кризис здоровым. Во-первых, как мы уже говорили, он такой не один: городам на определенной стадии развития свойственно искать себя. Во-вторых, этот выглядит, как стадия передышки перед рывком. Петербургу нужно определиться с тремя вещами (тут я сразу оговорюсь, что я говорю о нормальной урбанистической ситуации, когда есть работающая экономика, рыночные механизмы и креативный класс).
Нужно понять, хочет ли Петербург быть глобальным городом (может – точно). Тут все просто, как в учебниках: можно дальше развивать туристический бренд (и не важно, кто будет к вам массово приезжать — европейцы, американцы или азиаты), что принесет много бонусов, но и много проблем: в первую очередь деформацию рынка недвижимости, когда житель будет постепенно терять привилегию комфортной жизни в своем городе, амортизацию культурного слоя, который и так находится не в лучшем состоянии, экономический дисбаланс в пользу креативных кластеров в ущерб технологическим и наукоемким, ну и дополнительные экологические проблемы.
Альтернатива глобальному городу — самодостаточный город, туристический бренд которого формируется не как цель, а как результат городского развития. То есть Петербург сам по себе, он прекрасен, мы открыты, но живем ради себя, а не ради внешнего признания — вот чем мы привлекательны в том числе.. Это не значит, что не нужно вкладываться в туризм и развивать туристическую инфраструктуру. Это лишь означает, что туризм не будет безусловным приоритетом. Опыт туристических городов показывает в последнее время, что вопрос – кто мы: город для жителей или город для мира? — встанет неизбежно и очень остро. Лучше на него ответить заранее.
Вторая точка неопределенности: Петербург консервативен или прогрессивен? И это с урбанистической точки не зрения не выбор между плохим хорошим. Это как выбор в двухпартийной системе — вектор развития с множеством нюансов. Консервативная стратегия может быть очень прогрессивной, и наоборот. На практике это означает, например, выбор пути на развилке градостроительной политики: что делать с современной архитектурой — вписывать ли ее в ткань исторического центра, консервировать ли культурный слой. Насколько я помню, у вас это важная и давняя дискуссия.
Сюда же относятся и транспортные стратегии: можно делать город удобнее, но любая снятая в пользу автомобилистов или самокатчиков брусчатка — удар по живому. Я тут выступлю не как прогрессивный урбанист и предположу, что, возможно, консервативный выбор был бы и полезен Петербургу — как минимум, потому, что на фоне многочисленных прогрессистских моделей, это выглядит оригинально. Это можно при желании красиво упаковать.
Наконец, третий вопрос: Петербург заимствует модели развития или создает свои? Знаю, что для вашего города, который построен пример европейского прорыва, это экзистенциальный выбор. И опять же у этого вопроса нет подвоха. Заимствовать — полезно, умно и эффективно, на этом держится все мировое развитие. Сущностей и так слишком много, зачем их множить, надо брать лучшее.
Тут нужно понять, насколько Петербург на самом деле чувствует себя европейским городом, нет ли в этих чувствах самообмана и очередного wishful thinking. Может быть, стоит признать, что это специфический, уникальный город на стыке Европы и Азии, поражающий своей европейской архитектурой и русской самобытностью. Иначе говоря, можно было бы отринуть известный образ «Северная Венеция» как пораженческий. Венеция прекрасна, но Петербург не хуже. Пусть появится, наконец, где-нибудь в мире комплиментарный бренд «Южный Петербург»
Может быть, стоит признать, что это специфический, уникальный город на стыке Европы и Азии, поражающий своей европейской архитектурой и русской самобытностью.
Вы продолжаете исследовать феномен «креативных городов». Ваше основное исследование вышло 20 лет назад. Что изменилось за это время?
Происходит очень много всего, рассказывать можно очень долго. Я выделю несколько любимых трендов, которые, я уверен, уже проявились или обязательно проявятся в Петербурге, если не случится ничего неожиданного.
Децентрализация. Креативные индустрии — самых разных масштабов и направлений: от ремесленных сообществ с керамическими мастерскими в бывших цехах до танцевальных студий, галерей и швейных кластеров — распределяются, распадаются на множество мелких сегментов. Это обратный процесс: еще некоторое время назад все стремились к конвергенции, притягивались к сильным. В результате само понятие креативного кластера размывается и рано или поздно уйдет в прошлое: то, что раньше кучковалось в одном месте начинает равномерно распределяться по городским районам. Если за углом у тебя есть овощная лавка и кафе, то точно будет и керамическая мастерская.
Еще один тренд, который я называю «кросс-индустрии». Разные индустрии все меньше замыкаются на себе, все чаще взаимодействуют и находят совместный точки роста. Мой любимый пример: лондонские крафтовые пивоварни, которые постепенно вышли из сферы производства в сферу услуг, на барные и ресторанные рынки, а потом превратились в целые хабы с собственными заведениями, ресторанами, магазинами мерча, с собственными комьюнити современных художников, которые оформляют их товар и пространства. Сейчас они, например, взаимодействуют с крупными музеями. В Tate Modern проходят презентации разных сортов пива, при производстве которого пивовары вдохновляются творчеством современных и классических художников. Производственный бизнес становится частью креативного города, растворяется в нем.