Фотограф Абдулла Артуев — супергерой отечественного фотоэкспорта: снимает обложки японского, португальского и чешского Vogue, кампейны мировых (от Harvey Nichols до Aquazzura) и локальных (отдельное петербургское спасибо за Belik и Atelier Biser) брендов, которые попадают не только в наши сердечки, но еще и в мудборды Schiaparelli и фэшн-фолианты Phaidon.
Ибрагим Гатциев — стилист, фотограф и кофаундер супербренда Planta Rosa, символа новой русской моды: худи и лонги с узнаваемой типографикой — не просто униформа Патриков и Петроградки, но еще и самый копируемый локальный фэшн-айтем, а кампейны бренда — источник неиссякаемого визуального удовлетворения.
Положили начало прекрасной дружбе: по нашей просьбе Абдулла и Ибрагим сфотографировали друг друга, обсудили токсичность индустрии, выяснили, как русские картинки попадают в мудборды мировых брендов и кто в моде главный!
Бабка с ведром на рассвете и супервизуал
АБДУЛЛА: Ибра, хочу сделать тебе и Жене (Евгения Павлин, кофаундер Planta Rosa. — Прим. ред.) комплимент! Вижу вещи Planta Rosa везде — в том числе на людях, которые вообще не связаны с модной индустрией. И самое офигенное в таких историях как раз «массовость», некоторые ее боятся, а я думаю — наоборот, прикольно, что люди по- купают, надевают, носят. Ты — большой молодец! Пойду сегодня в бутик Planta Rosa и куплю у тебя рубашку и галстук.
ИБРАГИМ: Спасибо, это очень приятно. Я и сам до конца не понимаю, в чем наш секрет. Мы с Женей все делали по фану, по наитию, без каких-то суперинвесторов, сами. У нас не было и нет MBA из «Сколково», у нас не было опыта. Не было даже бизнес-плана. Но делали искренне! И мы очень ценим наше комьюнити, я попрежнему сам веду соцсети Planta Rosa,могу и в директе ответить. И я просто счастлив, что сегодня мы с Женей в той точке, когда, помимо спорта и базы, можно себе позволить и кастом делать — например, юбку-розу из пайеток-цветков, которые мы специально вырезали, они разных размеров и выложены как лепестки. Эта юбка в единственном экземпляре, повторов не будет.
АБДУЛЛА: Это, видимо, общая боль: смотришь мировые показы, там невероятные вещи и экстравагантный стайлинг, ты думаешь: вау! А по факту в магазине футболки, худи. Потому что все это бутафория, которую невозможно не то что продать, ее даже не воспроизвести. И то, что Planta Rosa идет против законов продаж и делает стейтмент-вещи и кастом, выставляет их в бутиках, — это супер.
С фотографией похожие процессы, все коммерциализировано: снимаешь кампейн за кампейном. Но нужно уметь останавливаться и делать некоммерческое, условный кастом. В моем случае это большой фотопроект, который я сейчас буду снимать: немного краеведческий, завязанный не только на фэшн, но и на культуру, и на географию, и на мифологию. Я представляю такое: взять солому какую-то, сделать из нее юбку, добавить минималистичный верх, интегрировать правильно с волосами — вот уже просто безумно красивый кадр по текстуре, по наполнению. Но при этом не обязательно брать в кадр модель, это может быть какой-то объект, снятый, скажем, в заснеженном поле: стоящая глиняная ваза с одним каким-нибудь цветком. Может быть бабка с ведром на рассвете!
ИБРАГИМ: Кайф! А я в съемках обожаю утро перед съемкой! Когда я беру кофе и прихожу в фотостудию, заваленную платьями, с ворохом шуб, с россыпью украшений — невероятно все это люблю! И вот я уже заряжен, включаю свои любимые треки: у меня всегда звучит песня Alanis Morissette «Crazy», по ее звукам можно точно определить, что в студии именно я! Еще всегда Уитни Хьюстон, Тина Тернер, Мадонна, Стиви Уандер, на последней съемке весь альбом SZA прослушали. Иногда могу трек зарепитить, все уже жалуются, а я прямо не могу наслушаться! Я вообще человек процесса, результат меня куда меньше заводит.
АБДУЛЛА: А я люблю, когда фэшн выходит к людям! Недавно снимали кампейн для Love Republic с Крис Грикайте в Марракеше. Это было так классно, когда буквально всё вокруг взаимодействовало, люди сами забегали в кадр, поднимали Крис, катали ее на мопедах. Я обожаю Love Republic, они лучшие. Такое доверие редко встречается, они дают полную свободу, а это вообще главное.
А однажды я снимал для Love Republic историю в Гонконге с Сашей Лусс. И там случился перебор с этой жизнью в кадре. Помимо фото делали еще и небольшой фильм. И режиссер взял огромное количество неподъемной и сложной техники: только поменять объектив занимало минут десять. Это у меня только фотоаппарат и человек со вспышкой: мы-то мобильные. А видеографы — они малоподвижные. Был просто ад.
А еще в обед в Гонконге люди начинают выходить из этих бесконечных офисов и на улице реально давка. И я не знаю, как мы это сняли, но мы это сняли. Это было чудо какое-то. Просто, видимо, нас кто-то свыше пожалел. Какой-нибудь бог фэшна.
ИБРАГИМ: Классно, что бренды учатся доверять креаторам. И в том числе поэтому классных брендов с супервизуалом становится больше. Мне вообще многие локальные бренды симпатичны, и не только визуалом. Ushatava — топ, Андрей Артемов по-прежнему делает отличный Walk of Shame, по имиджу мне очень нравится Choux, люблю Сашу Терехова за платья, он, как никто, чувствует женскую красоту. И при этом я абсолютный фанат всего, что делает молодой авангардный бренд Siniy Vsadnik! А у тебя кто в чарте?
АБДУЛЛА: Очень люблю петербургское Atelier Biser и Ксению Подвальную! Они одевают Бейонсе, Джей Ло, Риту Ору, просто всех. У Ксении всё супер: и с ощущением себя, и с личными границами, и с делегированием, и с доверием команде. Она просто один из самых любимых клиентов, потому что все это делает по большой любви к моде, вкладывается по полной, и это очень заразительно! Есть бренды, которые приглашали к себе всех — от Карин Ройтфельд до топ-стилистов, и все бесполезно. Ты можешь кого угодно пригласить, но если у людей не откликается на твой продукт, тут ничего не поделаешь. Это талант, когда твой продукт нравится. Когда приходит ассистент Карди Би, видит Ксюшину вещь и под нее просто за ночь меняет лук, запланированный за месяц.
Моя вечная любовь — это, конечно, Ульяна Сергеенко. Мне безумно нравилась русская готика, ее переосмысление, ренессанс ремесел, я прямо мечтал приблизиться к Ульяне. Я до сих пор помню нашу первую встречу во всех деталях в офисе Ulyana Sergeenko в Гранатном: я сижу, и вдруг заходит безупречная Ульяна в бежевых брюках, в кашемировой водолазке, короткие волосы, высокие сапоги для конной езды. Я просто дышать перестал!
И конечно, я обожаю Машу Белик, это просто гениальный человек. Я ею вдохновляюсь. Кто-то говорит, такие феминные, корсетные платья объективируют женщину, а я считаю — обожествляют. Идеально сделанные сложнейшие вещи Belik — это то, куда мне хочется прийти в профессиональном смысле, когда твоя работа просто безупречна. Ты можешь быть спокоен за нее, тебе вообще не стыдно. Хотя, наверное, Маша все равно испытывает муки перфекционизма, но для нас, для людей со стороны, это просто идеально. Скажи, а кто, по-твоему, классный стилист?
ИБРАГИМ: Я всегда фанател от всего, что делает Света Вашеняк.
АБДУЛЛА: Да, Света супер! Света, пожалуйста, вернись в профессию! Я еще люблю Катю Табакову. Мне нравится, как работают братья Хованские, хоть это и не моя эстетика, будем честны, я уже просто стар для такого. И фотографы есть классные: мне симпатично видение Маши Поповой и как она повлияла и продолжает влиять на индустрию, Маша Михеева отлично снимает для брендов, и твоя картинка мне нравится, ты тоже активно влияешь на рынок.
Click here to preview your posts with PRO themes ››
Русская фэшн-картинка в целом набирает цитируемость. Мне девочки-модели, которые снимаются в различных кампейнах в Париже, в Японии, в разных частях мира, присылают мудборды иностранных брендов, где, например, мои съемки, это дико приятно. Недавно мне Вика Евсеева прислала картинку со съемки Schiaparelli, у них в мудборде был мой кадр для Izeta, то есть из лукбука русского бренда. А с другой стороны, круто, что русские модели так классно выступают. А ты, я знаю, открыл Марию Лотту — одну из самых востребованных моделей в России.
ИБРАГИМ: Да, увидел ее однажды в ресторане, не мог набраться смелости подойти — я от красоты иногда столбенею, но Женя меня буквально к ней подтолкнула. Мария Лотта сказала, что она художница и моделинг ее не интересует. Но меня было уже не остановить, я был таким убедительным, что через несколько дней уже снимал ее для творческого проекта, а потом для кампейна ЦУМа, предвкушая наш бешеный успех.
В конечном счете главное противоядие от индустрии — это мы сами
АБДУЛЛА: А у меня редко получается оценить собственный успех и вообще дать удовлетворительную оценку тому, что я делаю: я себя постоянно как-то принижаю, не знаю почему. Сколько бы я это ни делал, мне постоянно кажется, что это плохо, плохо, плохо. Единственное, чем я правда горжусь, — это даже не мои обложки Vogue, а обложки Vogue, которые попали в книгу Viktor & Rolf. Вот когда я открыл эту книгу и понял, что там три мои фотографии, этот момент меня реально заставил гордиться собой. И вот когда я увидел в мудборде Schiaparelli свою работу, не знаю почему, но для меня это — да, наконец-то, этим я теперь могу гордиться. Я себя все время ощущаю начинающим фотографом, хотя снимаю уже 7 лет.
Мыльница, фольга и стразы
ИБРАГИМ: И это после твоих обложек для чешского, японского и португальского Vogue? Я вот пока только мечтаю поснимать в международном масштабе, остался этот импульс с детства. Во Владикавказе, где я вырос, я зачитывал русские глянцевые журналы до дыр! Я читал все, я поглощал и перерабатывал тонны информации, я знал все нерусские журналы, все русские журналы, я кропотливо изучал маст-хэвы, и когда в одном журнале пропадало имя, скажем, нашей любимой Светланы Вашеняк, я тут же понимал, что она куда-то перешла, и искал ее имя во всех других глянцевых изданиях. Я следил за всеми перестановками, знал всех редакторов, вплоть до младших. Я работаю с 15 лет, сейчас мне 30. Я начал с владикавказского глянца, с платьев из фольги и страз, и довольно быстро приехал в Москву — и вот тут-то и уперся в стену. Было тяжело, меня никуда не брали, со мной не хотели разговаривать, а иногда я сам, не зная подводных камней, оказывался в дурацких ситуациях, исход у которых тоже был один — «нет». Я так мечтал работать в глянце, но в итоге был вынужден сделать фэшн-медиа из своих соцсетей.
АБДУЛЛА: Я думаю, что с этим сталкиваются абсолютно все люди, работающие в этой травмирующей индустрии, где травмированные люди травмируют других людей. И сейчас, когда ты оборачиваешься назад, ты понимаешь, что каждый новый человек, который появлялся в жизни, он буквально подтачивал тебя под себя. И ты как бы подстраивался, тебе нужно было подстроиться, потому что это была такая форма выживания. Я не знаю, у всех, наверное, свой опыт, но мне фэшн-индустрия кажется абсолютно абьюзивной, дестабилизирующей, дающей очень мало взамен и забирающей. Таким душным пространством, где люди руководствуются исключительно своими интересами. Хотя, конечно, есть счастливые исключения. И нужно отделять моду как искусство, которую я обожаю, от индустрии с ее особенностями.
Я вырос в селе Садовом в Ставропольском крае. Сначала мечтал быть художником, но потом мне подарили мыльницу! И началось: какие-то журналы нам в село привозили, а на какие-то я оформлял подписку за 100 рублей. После 7-го класса я переехал обратно в Грозный, а потом уже в Москву. Брался за все — работал ассистентом у Петра Аксенова, помогал Алене Ахмадуллиной, снимал светские мероприятия. Чего я только не выслушал, пытаясь из светского фоторепортера стать фэшн-фотографом.
А что касается обложек Vogue, то некоторые я вообще снимал, не зная, что это обложки Vogue! Это на самом деле психологически очень помогло. Так было с чешской об- ложкой, тогда я думал, что это просто внутренняя фэшн- стори, и с португальской, которая вообще была творческой съемкой. Мы сначала отправили ее в японский Vogue, но им не подошло — там ведь ноль коммерческих брендов-рекламодателей, а португальцев даже это не остановило! В итоге на обложке оказалось платье студента «Вышки» Романа Зимогорского, дико талантливого человека. А вообще я мечтаю снимать для американского Vogue: в идеале персонажей — Брэда Питта и Джессику Честейн, обожаю рыжие волосы! Но для того чтобы продолжать мечтать в рамках нашей недоброй индустрии, я, например, так спроектировал свое близкое окружение, что там очень мало людей из моды. А ты как восстанавливаешься?
ИБРАГИМ: Я просто останавливаюсь. Не снимаю, не смотрю соцсети, не читаю фэшн-новостей, просто не соприкасаюсь с модой: хотя бы неделя такого режима — и вдохновение возвращается. Я даю себе иногда такую возможность, и это прекрасно. Еще помогают друзья. Я не в терапии, хотя Женя мне уже несколько раз советовала проработать моменты, которые меня тормозят и не дают двигаться вперед. Я точно знаю, что такие моменты есть.
Музыка меня успокаивает. У меня дома стоит колонка с микрофоном, и недавно подруга подарила мне классное фортепьяно. Каждый день я прихожу домой и пою две-три песни — у меня сразу поднимается настроение: обожаю держать микрофон в руках! Мне нравится думать, что где-то в прошлой или в параллельной жизни я был артистом. Или даже музыкой — тогда я точно Первый концерт Рахманинова. Это мой способ отрешаться от всех проблем еще с детства — я пел в церковном хоре и объехал с гастролями пол- мира, играл на осетинской гармошке — и сейчас могу.
Возвращаясь к особенностям индустрии, это правда очень сложный и токсичный мир. Возьмем нас с тобой. Мне всегда очень нравилось то, что ты делаешь, я прямо искренне к тебе тянулся: у нас ведь похожая эстетика, похожие истории в чем-то. Но при этом был период, когда нас сталкивали лбами, и мы вообще не общались — годами. И вот сейчас я окончательно понял, как все это было надумано, срежиссировано и как мы все равно нашлись, — и я вижу, что ты искренний, добрый и видишь всё, как и я. Мы вошли в студию, и ощущение было такое, как будто это наш обычный день и примерно пятидесятая совместная съемка. Мы смеялись, болтали, шутили. Было тепло и уютно. В конечном счете главное противоядие от индустрии — это мы сами.
Текст: Юлия Машнич
Собака.ru благодарит фотоателье автопортрета UU за содействие в проведении съемки