Семь писателей, поэтов и музыкантов объединились, чтобы порассуждать о мистической стороне Петербурга (что? да!). Антон Секисов, Леха Никонов, Алексей Поляринов, Алла Горбунова, Константин Сперанский, Максим Тесли и Анна Козлова признаются в любви городу в сборнике «Проклятый Петербург», который выйдет в издательстве «Все свободны» в марте (уже открыт предзаказ!). Собака.ru делится отрывком из рассказа «Качает черт качели» Секисова — писателя, поэта, автора телеграм-канала «Секир завидует» и лауреата премии «ТОП50. Самые знаменитые люди Петербурга».
<…>
Вдали я увидел одинокого человека, который перебежал через мост, затравленно оглянулся и ринулся дальше по 8-й линии в сторону метро Василеостровская. Он был в голубой рубашке и брюках, и я предположил, что он проспал будильник и торопится в офис. Странное рвение, столь неестественное для Петербурга, города праздных безработных мечтателей. Я же немного постоял у музея кукол, посмотрел на странное облако, на кромку мутной воды.
Прошел некий пик интереса к реальности, и я уже никуда не спешил. Все-таки по-настоящему важные новости я узнаю и так, а простой инфошум только сбивает с толку. Я неторопливо двинулся в сторону Уральского моста, чтобы проследовать тем же маршрутом, что и мужчина в рубашке и брюках. Слева за мостом я увидел маленькую фигуру, которая медленно шла в моем направлении. Полный, приземистый человек в кепке и футболке с желтым пятном на груди. Фигура, хотя и с трудом различимая издалека, показалась смутно знакомой. Неосознанно захотелось помахать ей рукой. Но я не стал этого делать. Я зачем-то стоял на мосту, дожидаясь, пока эта фигура приблизится. Фигура двигалась рывками, как притормаживающая картинка, прихрамывала, припадала на одну ногу, я все почему-то не мог понять, левую или правую, смотрел и смотрел, пока наконец желтое пятно не приобрело четкие очертания, не сложилось в сочетание букв — ЛДПР. Дед из дома престарелых «Золотое время» медленно, но целенаправленно двигался в мою сторону. Когда он был уже достаточно близко, метрах в 30-40, он вытянул вперед руку и зарычал.
«Что-что, извините?» — уточнил я, состроив услужливую улыбку. Трудно сказать, что именно во внешности деда насторожило, смутило, а сразу затем напугало. Зрение у меня не очень хорошее, давно нужно было купить более сильные линзы. Но мои мысли вдруг затараторили: беги, беги, срочно беги, убегай же скорее! Дед был уже очень близко, хромал и тянулся желтоватой и кривоватой рукой к моему рукаву. Приглядевшись как следует к деду, я наконец заметил, что его челюсть выпячивалась, была сдвинута вбок, и из-за этого рот застыл в неестественном и жутковатом оскале. Губы и подбородок были испачканы в чем-то буром и алом, и это буро-алое, очень густое, стекало на грудь, на надпись «ЛДПР». Наверное, объелся брусничным вареньем, решил я, а мои мысли заорали уже во всю мощь: беги же, тупой *** [идиот]! Ну и я побежал. Побежал, ощущая, что ноги движутся не очень уверенно, как-то вихляют, как у красивых блондинок из хорроров нулевых, стремящихся прежде всего сохранить сексуальность и грациозность в попытке сбежать от маньяка.
Дед позади отчаянно зарычал, и я услышал, как что-то с силой ударилось о перила моста, совсем рядом со мной. Постепенно мне удалось обрести власть над ногами, и я бежал все быстрей и быстрей, чувствуя, как отрываюсь от деда. Преодолев светофор, я побежал по разделительной полосе, вдоль домов с пустовавшими окнами. Я пробежал метров 200 прежде, чем снова увидел мужчину в рубашке и брюках. Он трепыхался, как рыба, и его волокли спиной по стене одного из домов, накинув на шею что-то вроде лассо. Он упирался, шаркал туфлями, барабанил по водоотливам, но кто-то невидимый упрямо и быстро тянул его в окно на втором этаже. Прошла пара секунд, и мужчина полностью скрылся из вида, а окно так и оставалось открытым, скрипя на ветру. Никаких звуков оттуда не раздавалось. Я оглянулся, увидев, что дед уже не один: с ним ковыляло три или четыре фигуры. Хотя я бежал, а они еле ползли, расстояние между нами было не очень большое.
Click here to preview your posts with PRO themes ››
После 100 граммов водки бег давался не очень легко, но мысль о дедовом перекошенном рте, окровавленных желтых зубах все-таки мотивировала. Вдруг неистово захотелось брусничного морса со льдом. Я представил, как сижу на веранде кофейни, передо мной чашка американо и графин морса со льдом. «Да какие веранды!», — перебил я себя. Наступил апокалипсис: зомби, каннибализм на руинах, каждый сам за себя. Вероятность, что я доживу до вечера, далека от стопроцентной. И все-таки фантазия о веранде и морсе оказалась странно прилипчивой.
Добежав до первого перекрестка, я свернул на Малый проспект, двинувшись в сторону Тучкова моста. Я вспомнил, что назначил на четыре часа дня встречу с приятелем Гришей. Несмотря на ничтожную вероятность того, что Гриша дожидался меня в рюмочной «Н.» в оговоренное время, я все-таки должен был выполнить обязательства со своей стороны: тем более что других обязательств у меня вроде как не было. Я вспомнил, как часто мы с девушкой представляли, что будет, если наступит зомби-апокалипсис. Как мы укроемся в каком-нибудь домике возле реки, за забором с колючей проволокой и сторожевыми собаками. Дольше всего мы выбирали оружие. Я склонялся к простому и эффективному автомату Калашникова. На случай осечки у меня будет нож, как в фильме «Рэмбо первая кровь» или бейсбольная бита с гвоздями. Почему-то эти фантазии всегда приводили к ссорам.
— Несмотря на Калашников, — говорила она, — ты не проживешь в этой реальности и пяти минут! Ты слишком рассеянный, заторможенный, если не сказать…
— А у тебя вообще топографический кретинизм, ты все время спотыкаешься и роняешь предметы. Ты боишься божьих коровок!
Она уходила из комнаты, хлопала дверью. Я кричал что-то вслед. Но все-таки было очень приятно мечтать о чем-то таком по ночам, обнявшись, ворочаясь на советской кровати, скрипевшей от каждого микродвижения.
Хромающий дед и компания скрылись из глаз, и я сбавил скорость, продолжая брести по разделительной полосе. Возникла отчетливая картинка из ближайшего будущего: как сижу спустя пару недель в какой-нибудь карельской пещере, завернувшись в медвежью шкуру, и смотрю на пламя костра. В моей руке — кубок, вытесанный из черепа. Понятно, думаю я, что произошла кошмарная, не имеющая аналогов трагедия. Унесшая миллионы, сотни миллионов жизней невинных людей. И все-таки в этой ситуации можно усмотреть и определенные плюсы.
18+